Мой отец и - женщины...
Мой отец – был … красив! Я имею ввиду чисто внешнюю сторону «объекта». Красив в чисто физическом смысле. Мне он – нравился. Всегда. Я был ГОРД, что он выглядит так, как … выглядит. Физически – крепок, в меру – подтянут. Пока я был маленький – мне казался очень высоким, сильным, настоящим!…
Конечно – со временем оказалось, что он вовсе не так высок,… да и скоро я сам «обогнал» его в том «росте», затем – брат обогнал…
Никогда, кроме редких моментов он не опускал спины. Только лишь тогда, когда и его «семейная» жизнь, и мы, дети-оболтусы, доводили его до состояния нервной … прострации и отчаяния. И то – редко. Даже во гневе отец был … конструктивен. И – неизменно активен и деятелен.
Единственный раз помню, когда отец не совладал с нервами и у него было что-то типа психоза: вечером 31 Декабря 1968 года он вернулся с работы домой, а дома … днем случился пожар: братец мой оставил горящей свечу в подвале… Выгорело несколько соседских подвалов, в здании стена треснула, было 5 пожарных машин… Милиция, скандал… Отец – открыл свой неизменный портфель и стал … кидать на пол и в нас мандарины, которые он с таким трудом «раздобыл» детям к Новому году… Потом – завалился на стул и … заплакал… Я второй (и последний) раз видел ПЛАЧУЩЕГО отца, а тут… (О первом разве, когда отец заплакал – рассказ ниже).
И этот ужас и моя какая-то всеобъемлющая, просто… «космическая» растерянность и жалость к нему – запечатлелся в моей памяти на всю мою жизнь…
Хотя во всех других «стрессовых» ситуациях у него никогда не случалось никакого либо неадекватного поведения, либо что-то типа «с горя ушел в запой» или еще что-то подобное.
Сколько помню – «терять шевелюру» он стал уже в Челябинске. До того – мощная прическа, волосы зачесаны назад, по тогдашней «моде». Всегда тщательно выбрит. Хотя категорически не пользовался никакими «одеколонами, кремами – косметикой», а всю парфюмерию, включительно по женские духи – называл … «вонючкой»… Даже в парикмахерской после стрижки категорически настаивал «прошу не пырскать мне на голову этой дрянью» (имея ввиду одеколон).
Конечно, женщины как-то бы «приодели» его иначе. Но в вопросах одежды – отец был прямолинеен, консервативен и категоричен: строго все «одно и то же». Никаких излишеств. Строгий «функционал» и какая-то сознательная … бережливость. Вплоть до аскетизма. И так – всю жизнь…
Никогда не носил солнцезащитные очки. Принципиально. Часы – носил всегда только циферблатом вниз. Что мне – бешено нравилось. Когда появились у меня собственные (тайком от вех я насобирал 23 рубля выдаваемых ежедневно на школьные завтраки и купил себе вожделенный «Восток»…) часы – я тоже длительное время таскал их циферблатом вниз. Как папа. (!)
Левша. Что само по себе во времена, когда «левшей» принято было … переучивать (!) – отец поражал окружающих еще и тем, что ест – левой рукой. Пишет – левой (если аккуратно). Работает – левой… Даже такая маленькая, чисто психофизиологическая деталь – также привлекала внимание…
Глаза – серо-стального цвета. Когда-то – голубые, но со временем выгоревшие. Пронзительный, умный, «поедающий» собеседника взгляд. Умение слушать другого, умение много, быстро и горячо говорить (отец так отзывался о М.А.Балакиреве), огромный внутренний информативный потенциал – конечно, делали моего отца часто просто «центром притяжения». Особенно для женского пола…
Сегодня, когда я сам уже фактически прожил жизнь, «в этом вопросе» мне самому многое стало понятно, но что-то – так никогда и не прояснится…
Очевидно одно: моему отцу в жизни просто … не повезло с вопросом нахождения рядом его постоянной спутницы. Притом спутницы, которая согласилась бы вытерпеть-вынести чрезвычайно сложный, противоречивый, часто – просто эгоистичный характер моего отца. Недаром отец в разговорах, беседах, даже на лекциях часто рассуждал «на тему»: непризнанности, непонятости, даже – невозможности ужиться другому рядом с талантливым человеком.
Что характерно: никогда, ни разу отец не позволял себе даже малейших намеков каким-либо образом очернить свою очередную (или имеющуюся сейчас с ним сегодня) жену. Никогда, подчеркиваю! Т.е. какое-то глубокого врожденное чувство «рыцарства» - было ему присуще в полной мере.
Не буду называть фамилии – но сего человека мой отец просто … выбросил в окно. Со второго этажа в здании музыкального училища. Благо – не разбился: внизу была крыша училищного холла… Видел я сей инцидент лично. Дело было только в том, что уже после развода моих родителей педагоги, «сбившись в кучки и коалиции», конечно же, дружно «обсуждали» семейные неурядицы моего отца.
И вот один «товарищ», вроде как даже из лучших побуждений, желая «комплимент» моему отцу сказать, какими-то словами унизил мою мать в понимании ее бывшего мужа - моего отца.… Реакция – незамедлительная. Притом – чисто мужская и правильная: в рожу!
Никогда, повторяю, ни разу мой отец, который нам с братом став фактически еще и «мамой» (при живой, но уехавшей в Ленинград матери) – ни в разговорах со мной, бабушкой, кем либо не упомянул нехорошими словами свою бывшую жену. Даже когда, молодому и очень глупому юноше, в мои 17 лет захотелось … перевестись из Винницкого училища в Ленинградское (и жить у матери, соответственно) – то и тогда отец со мной обсуждал исключительно мои учебные вопросы. И «контролировать» меня – письменно просил иных людей.
Так я и не знаю, что послужило главной причиной развода моих родителей… Допускаю, что они были очень разные люди. Вероятно, мать относилась к жизни как-то … легковесно, «необязательно» и поверхностно. Дети для нее – были … обузой. Что стало понятным моей родне сразу после моего рождения, еще в Ленинграде. Косвенно я «слышал звон» от тетки, что вроде, вскорости после брака с моим отцом, у матери «завелись некоторые симпатии на стороне»… Но обсуждать это – я считаю недостойным. Это – их судьба.
Второй брак отца – это снова неудача. Это - как «эксперимент», который им был заранее в принципе «просчитан». О чем он, будучи уже почти 50-летним человеком, знающим о жизни ВСЁ – честно поведал «кандидатке» в очередные жены. «Кандидатка» же – действительно очень хорошая, добрая, честная и порядочная девушка – бывшая студентка (пианистка) из «днепропетровского» периода нашей жизни. Разница в возрасте между ними – 25 лет…
Когда я стал постарше и был в состоянии понять «взрослые взаимоотношения», отец мне неоднократно и прямолинейно, «называя вещи своими именами» рассказывал, что он многократно убеждал Юлию не делать опрометчивых шагов. Что «на нем» - двое малолетних детей. Предельно неустроенный и неухоженный быт. Но…
Сработал вновь известный «закон»: в ряде случаев, студентки влюбляются в своих педагогов. А Педагог отец был – с большой буквы. О чем – отдельно.
Хорошо помню: Юля, еще будучи студенткой четвертого курса музыкального училища – довольно регулярно приезжала к нам, чтобы … заниматься со мной. Гармонией и сольфеджио: такое поручение ей дал отец, вновь оставив нас в Днепропетровске, а сам, «в разведку» - вновь поехав вначале один в Винницу, где он работал опять в Музыкальном училище.
Мать к тому времени – окончательно уехала из Винницы, поменяв свою коммунальную однокомнатную квартиру на ул. Красных Партизан на однокомнатную же коммуналку, но уже в Ленинграде. (На ул. Жуковского. Рядом с Литейным проспектом).
От второго брака – у матери родилась девочка. Моя сестра – Наташа. Общение с матерью у меня осталось – минимальным. Меня только вызвали телеграммой из армии с Дальнего Востока на ее похороны в 1977 году.
Второй брак отца оказался еще более… скоротечным, чем первый. Да иначе и быть не могло: сказалось все то, о чем он предполагал, знал и говорил лично Юлии заранее и «до того». Новые «нервы», новый развод …
Тогда я стал замечать, что отец – стал выпивать. До сей поры, повторяю – отец был «чистый трезвенник».
После развода – Юлия вернулась в свой родной Днепропетровск. Замуж она более так и не вышла. Да и не мудрено: после моего отца, «при всех прочих условиях», найти «на замену ему» человека неординарного – очень трудно…
Третий брак – на коллеге, преподавателе Педагогического института, где оба работали вместе – был вроде несколько «посчастливее» двух предыдущих. Подробностей взаимоотношений отца с его новой женой – я не знаю: у меня была уже своя семья, отдельная взрослая жизнь…
Виделись мы с ним все реже и реже. Но, во всяком случае, знаю, что и в этом случае в огромном числе вопросов, особенно чисто бытовых – отец всегда был упрям и доставлял хлопоты его новой жене, Ольге Михайловне Терлецкой. Как и ранее – отец всегда – доказывал только свою правоту и требовал неукоснительно выполнять только его требования.
Что же касается женщин «со стороны»… Знаю точно: пока отец состоял «в законном браке» с его очередной женой – то никогда, буквально, ни разу он никем и никогда «не был замечен» в каких-либо «вольностях». В «промежутках» же его «семейного состояния» - возможно, с кем-то что-то и было…
В конце концов, отец – нормальный мужик. С нормальными потребностями. Я ничего «этого» не видел, не знаю, да и не слышал никаких намеков от других. Да никогда отец и не выставлял перед окружающими свою лично-интимную жизнь. Не то воспитание…
Как-то так вышло противоречиво: с одной стороны – мой папа трижды «окольцовывался» (это его термин, обозначающий семейный брак). Вроде – не однолюб.
Но с другой стороны – каждый раз он честно любил и отдавался полностью. И, повторяю, ни разу, ни себе, ни кому-либо иному не позволял малейший «грязный» намек на прошлую его жену. Вероятно, сказывалась с детства воспитанная в нем высокоморальность. Зато - насколько «обогащенной личным опытом» становилась его педагогическая риторика…
Политика, идеология
Эта глава рискует оказаться сложной. Настолько, насколько сам отец, как Личность – был сложен…
Дело в том, что отец мой всегда и принципиально отделял то, что мы именуем «теорией» и «практикой».
И если, отбросив «всякое личное» это признать, как отправную «точку отсчета» в дальнейших моих «выкладках» о взглядах и убеждениях моего отца – можно разобраться, что же составляло его духовную суть.
Для начала – надо сообщить, что никогда отец не состоял ни в каких партиях и «группах». Убежденный АНТИ-партиец, если так можно выразиться.
Если попытаться как-то суммарно описать его убеждения в этой плоскости, то его можно было бы назвать социалистом-демократом. Может быть даже – и коммунистом. Притом, очень убежденным. Без партии. Без билета, Без какого-то «членства». Даже само понятие «член партии» или просто «член» - отец мог длительно… «варьировать»…
«Коммунистичность» моего отца во взглядах - вовсе не в советской пропаганде, чем нас всех так «пичкали» в то время. К примеру: «заповеди» так называемого «Морального кодекса строителя коммунизма» - отец знал наизусть. Построчно и «побуквенно». Более того – он находил там единственно верный, с его точки зрения, тот самый моральный стержень, который просто обязан быть у каждого человека.
Со временем, отец пришел к убеждению, что текст этого «Морального кодекса» - скорее всего, есть «слизанный» текст с… Нагорной проповеди И.Христа (5 гл. Евангелия от Матфея). Кстати – только совсем недавно была публикация, что это действительно так и было. Текст «Кодекса» был сочинен парой ловких советских журналистов, которые просто «положили перед собой» известную Нагорную проповедь Христа и – переиначили ряд слов. Подогнав тексты к терминам: социализм, партия, коммунизм, советское общество. Оставив по сути нетронутыми все нормативы этики и духа, которыми обязан руководствоваться каждый человек.
Естественно, отец этого тогда не знал. Хоть интуитивно и догадывался о такой «подмене», о чем и говорил. И мне, и другим людям.
Повторяю: никогда не состоявший в КПСС – мой отец многие годы (лет 20, не меньше), носил на лацкане своего неизменного пиджака значок, который со временем просто выцвел и выгорел. Как сейчас помню тот значок: на когда-то красном (ставшим со временем – золотисто-желтым, затем – просто облезлым) фоне – зеркальный маленький профиль … Ленина. Отец абсолютно добровольно, без всякой «принудиловки-обязаловки» сам внимательно читал прежде всего – философские работы Ленина. Мне неизвестно, что он сам лично думал тогда, с чем соглашался или нет, и для чего он все это читал вообще. Но факт остается фактом – отец читал. Думал и вникал.
Хотя, (а со временем это только усиливалось), - постепенно он как бы, сам того не желая и не подозревая, расценивался многими, знающими его, чуть ли не как … «антисоветчик». Хотя, повторяю, никогда ничего конкретного в адрес самой государственной системы или необходимости ее реформирования или даже замены, не говорил.
Здесь надо обязательно сказать, что отец мой был нетерпим к любой форме лжи.
Причем, не просто нетерпим… Для него ложь была синонимом трусости, подлости, предательства, «шкурничества». Т.е. ложь, как непременный атрибут любого негодяя.
Практически все, кто знал моего отца – сходятся во мнении, что такого человека невозможно было… купить. Т.е. предлагать ему какие-то подношения, взятки – было и бессмысленно, а порой – просто опасно.
Я хорошо запомнил один скандальный эпизод: к нам домой (еще на Свердловском массиве) пришла какая-то женщина. У нее состоялся какой-то короткий разговор с отцом прямо в прихожей. О чем говорили – я не слышал. Что-то делал в дальней комнате. Но вдруг – какие-то крики, проклятия, шум и хлопанье дверью. Я выскочил посмотреть.
Оказывается – отец… вытолкнул на лестничную площадку сию женщину. Притом – с какими-то оскорбительными воплями. Входная дверь – «туда – сюда». Вроде закрыл. Вытолкал. Но вдруг заметил, что на холодильнике (он стоял у нас в прихожей) – лежит какой-то, явно чужой большой бумажный кулек. Отец хватает его, снова открывает входную дверь и швыряет тот кулек вдогонку. Снова хлопает входная дверь. Треск стоит – закачаешься!
Спустя некоторое время в нашем подъезде обнаруживаются… залежи конфет. Их постепенно подняли и разобрали дети с нашего двора. Оказалось, эта просительница приходила «просить – подмазывать» за кого-то «из своих». Вероятно – бездельников. Спустя годы – я понял, что только так и надо поступать со «взяткодателями»…
Пусть это и крайность, но отец не признавал даже самого понятия «ложь во имя блага»… Только факт, только конкретика, только соответствие сказанному и сделанному.
Хотя следует иметь ввиду: большинство людей, живших в советский период «после Сталина» невольно были… двуличны: говорили «на людях» одно, делали – другое, а думали – «третье»… Учитывая, что реальная «коммунистическая партия» - это великое скопище негодяев, карьеристов и казнокрадов по своей сути, но об этом сказать громко невозможно без риска оказаться за решеткой – молчала вся страна. Т.к. в руках именно той самой партии и была власть. И исполнительная, и судебная. Карающая. Вопрос стоял просто: или ты будешь жить, или нет. Хотя многие честные люди понимали, что только ради этой самой власти над в принципе, беззащитным населением, в эту «коммунистическую» партию и «пёрли» (как говорил отец) всевозможной масти негодяи, воры и проходимцы.
Да. Дома – разговоры о том были. Притом – разговоры аргументированные: называлось конкретное «лицо» (фамилия. должность). Затем – «на свет Божий» извлекались «постулаты» из «Морального кодекса строителя коммунизма». (Т.е. «теории»). И – предлагалось сравнить «послужной список» деяний очередного мерзавца «от партии» с теми положениями, под которыми давал клятву и присягал каждый… коммунист.
Отца просто до неистовства доводило несоответствие декларируемого «коммунистами» и той реальности, которую творили те самые «коммунисты» в нашей стране. Вот потому, учитывая своеобразную личную честность во всем, отец мог постоянно критиковать, причем – до откровенной ненависти к людям, в том числе¸ высокопоставленным, которые, по его мнению, прикрывались коммунистической идеологией. На самом деле, решая свои чисто «шкурные интересы». («Шкурные интересы» - любимое выражение папы в таких случаях).
Т.е. он отделял саму идеологию от тех, кто изображал ее, идеологии воплощение.
Потому резко отрицательно и относился, и «ворчал», даже бесился (и вслух!, что было опасно) на ту ЛОЖЬ, среди которой постоянно и жило все советское население. Конечно, именно из-за этого у отца были периодически разные неприятности по «идеологической» линии, включая … беседы в КГБ и даже один раз … обыск (!), с конфискацией почему-то … книги Маркуса «Музыкальная эстетика» ч.2.
«Сталина на нас нет!» - эту фразу я от него слышал часто. Совершенно не понимая ее смысла. Только со временем эта мысль стала для меня наполняться уже реальным содержанием. Поскольку отец понял: именно с «воцарения» Н.С.Хрущева в нашей стране пошел процесс… ликвидации, развала и распада самой страны. Когда воровство, ложь и безнаказанность стали руководящими принципами, начиная от «партийной верхушки» до «рядового» населения.
К периоду «царения» (его выражение) Л.И.Брежнева отец относился… нейтрально - настороженно. Вероятно, ему окончательно стало ясно, что страна более в нормальном русле развиваться не будет. Затем я впервые от него и услышал фразу «гонки на лафете».
Так он обозначил постоянную смену и похороны разных престарелых советских «Генсеков», сменявших друг друга на советском «троне».
Болтуна и негодяя М.С.Горбачева отец как-то сразу «раскусил». И, несмотря на многочасовую «правильную патетику» обзывал его весьма нелестными, а то и просто непечатными словами…
Конечно, по молодости лет я многое не понимал. Не признавал. Спорил. Отец – обрывал разговор, просто замыкаясь в себе. Вероятно, он не хотел, чтобы я попусту, с дурной юной головы что-то где-то болтал, сам не понимая того. Лишний раз только давая повод «силовикам» цепляться уже теперь ко мне.
Прошло время – я понял сам, что «в свое время» отец мой был прав на все 100%.
Вероятно, «благодаря экскурсии» на так вожделенный большинством глупых «совков» Запад (имею ввиду его «пребывание» на территории Австрии в концлагере «Маутхаузен») - отец насмотрелся, что и по-настоящему представляет собой та самая хвалёная «западная цивилизация». Потому отец мог много и горячо, убедительно, на личных примерах, доказывать и пояснять ПРИНЦИПЫ человеческой тупости, ханжества, лицемерия, невзирая на их «этническое» и территориальное происхождение.
По большому счету, мой отец был интернационалистом. Для него не было никакой разницы: к какому этносу относится то или иное проявление, как гениальности, так и обычной тупости.
Отец, еще с его учебы в Ленинграде, постоянно и много покупал разные книги по философии. Оказывается, СССР в 20-е годы официально и вполне «легально» издавал произведения А. Шопенгауэра, Ф, Ницше, З.Фрейда. Я помню эти книги, даже годы их изданий… Издательство «Нева». 1923-1927-й гг…. Вероятно, как все это стало «под запретом», то и искали у него дома именно эту литературу…
Да, отец не отличался особой «сдержанностью языка». Всегда, находясь в поисках удачного, ДОХОДЧИВОГО для слушателя сравнения, мог «ввернуть» и что-нибудь эдакое, «антисоветское». Хотя, на самом деле, имелось ввиду НЕ «антисоветское», но скорее – привести пример очередной человеческой лжи, тупости и подлости…
Еще задолго до того, как один из нынешних негодяев от политики сделал на украинском «голодоморе» свою политическую карьеру – «этот вопрос» уже обсуждался у нас дома. И бабушка, и отец, «когда стало можно» - очень скупо и осторожно, но рассказывали о том, что им, киевлянам до войны, было известно о «голодоморе» 30-х.
Отец, в свойственной ему манере быстро «расставил точки над «и» и мгновенно «вычислил» виноватых.
«Виноватыми» были… мы. Сами люди. Само население.
Естественно. Я ничего не понял, но сказанное им тогда – частично запомнил. Суть размышлений отца свелась к тому, что сами люди, стремясь выслужиться, используя служебное положения, имея в кармане «страшные силовые корочки» способны унизить, оболгать, обворовать и даже убить согражданина.
Прошли годы – и я сам пришел к такому же убеждению. Просто теперь уже я сам заметил, что наши «людишки» большей частью действительно используют любую власть, чтобы нажиться за чужой счет… И нынешний «инспектор ГАИ», обирающий проезжающих автомобилистов, по сути ничем не отличается от… бывшего сержанта или рядового ОГПУ 30-х годов, который лазил по чужим хатам и изымал последнюю еду у семейства. Хотя, как выяснилось, прямых указаний от властей «выметать и отбирать все подчистую» НЕ БЫЛО (!).
Отец (а затем и я) – любил такие «параллели во времени», которые очень быстро «ставили на ноги» и давали верные ответы, что и почему реально происходило в то или иное время.
Отправной точкой в сих размышлениях служили его убеждения в несовершенстве самой человеческой природы. В склонности «двуногой особи» к примитиву, аморальности, подлости, невоспитанности. Он полагал, что только Петру Первому, а затем Сталину удалось только начать процесс воспитания народа. Но процесс, к сожалению, – прерванный…
Постарев уже сам, наблюдая уже сегодня стремительное вырождение у человечества прежде всего морали, - я прихожу к тем же выводам, что и мой отец еще тогда…
Здесь я расскажу эпизод, когда моего папу я увидел… плачущим впервые.
Это было годы «конца правления Н.С.Хрущева». Это – 1963-1964 гг. Я хорошо помню этот период – мы тогда еще жили на Свердловском массиве. Месяц от месяца – становилось все… голоднее. Запомнилось, что бабушка временами поднимала меня очень рано, часа в 4-5 утра. И мы с ней шли к продуктовому магазину «занимать очередь», чтобы к открытию магазина быть «в первых рядах». А мне – успеть еще в школу на занятия. Вероятно, на двух стоящих «очередников» - выдавали больше…
Помню – это был желтого цвета внутри, но «красивый» хлеб. Довольно противного вкуса. Оказывается, его делали из кукурузной муки. И вот тогда, именно с этой «хрущевской порой» и связан тот эпизод.
Как-то раз отец поехал в командировку в Киев. И вот, уже поздно вечером, когда он уже вернулся, я зашел в кухню. Было темно. Свет был выключен. У кухонного стола сидел папа и… плакал. Плакал он тихо. Только было видно, что трясутся плечи. Все остальное – было беззвучно. Я – испугался. Притом – страшенно. Никогда я не видел такого. Тем более – от моего сурового и «незыблемого» отца. Тихонько «отполз» я в другую комнату и сообщил о том бабушке. Она – вышла. Вероятно, о чем-то говорила в кухне с сыном…
Спустя несколько лет я вспомнил про этот эпизод. Рассказал отцу о том своем перепуге. И отец рассказал мне, что тогда с ним случилось несчастье: оказывается, той осенью 1963 года из командировки в Киев он вез обратно в Винницу 1 кг. сливочного масла: ½ кило – нам и ½ кило – для семьи Людмилы Павловны Стеценко, его коллеги по музыкальному училищу. И вот, в той вечерней электричке наряд милиции шел по вагонам и проверял сумки: кто и что везет «из столицы». (Пояснение: Киев, как «столица» - снабжался продуктами значительно лучше, чем провинция вроде Винницы. Это называлось в советское время «снабжение города 1-й категории). Вероятно, вывоз продуктов из «столицы» УССР был запрещен. Не знаю.
И у моего отца тогда милиция… отобрала этот килограмм масла. Совсем. Конфисковала. Без всякого визита в «линейный отдел РОВД», составления протоколов и проч.
Такую степень унижения – отец испытывал только… в немецком концлагере. Вот и не выдержали его нервы…
Отец всегда много читал и думал над вопросами «психологии общества», «психологии толпы». Он все никак не мог понять: КАК «высококультурная» Германия смогла мгновенно скатиться с озверелому нацизму и фашизму. Что служило «приводным ремнем» такого массового оболванивания. Пытался «доставать» и читать в подлинниках даже… нацистскую литературу, что в условиях СССР было делом практически нереальным, интересовался подлинной кино – фото - документалистикой. Постепенно он пришел к выводу, неоднократно им и мне и прочим излагавшимся. Отец понял, что то, что называется «западным обществом» - по своей сути является обществом развитых… потребителей с предельно ограниченным «мирком» действительно культурных потребностей. И уж если кто-то пообещал «страждущему мещанину золотые горы» - то этот мещанин в своих «потреблядских» вожделениях готов на что угодно, вплоть – до войны… Мои собственные наблюдения над бытом, основами «жизнеповедения» людей «западной цивилизации» (мне довелось дважды работать в Швейцарии) – привели к этим же выводам.
Папа всегда выписывал великое множество газет и журналов. Притом – честно и основательно все это прочитывал. Из «общеполитических» - всегда была газета «Известия». Обязательно – «Советская культура», журналов же – очень много, и – разных. Помню – годами выписывались: «Наука и жизнь», «Музыкальная жизнь», «Советская музыка», «Турист» (для меня), «Здоровье», Работница» (последние – уже для бабушки).
Так же папа всегда выписывал по паре журналов из Польши и Германской Демократической Республики (теперь – это уже просто … Германия).
К получению же «неофициальной» информации – отец был абсолютно … равнодушен. Вспоминается только один-два эпизода: когда он в квартире дворника-завхоза еще «Первого» музыкального училища (Берт Мордкович, если не ошибаюсь, так и отец и я его звали, и жила его семья в соседнем сарае за здание музыкального училища, у них был коротковолновый радиоприемник) – сквозь сильный шум, треск и вой «глушилок» пытались что-то услышать из «голосов»…
Но – я был совсем еще маленьким и мне это было не интересно.
Когда я сам стал уже постарше (в Днепропетровске у нас появился мощный и очень качественный всеволновый радиоприемник «Минск») - то очень редко, и скорей я, чем папа, «вылавливали» что-то из «вражеских голосов».
Тем не менее, повторяю, отец никогда ничего не «слушал» специально. Скорее это уже я, учась в Консерватории, иногда сообщал ему о чем-то, уже мной услышанном «по вражеским голосам». На что отец никак не реагировал. Только молча слушал меня, смотрел мрачным взглядом… «Болтай поменьше» - были его слова.
У меня было такое ощущение, что он «и так все знает». ЧТО он знает – мне было непонятно…
Во всяком случае, я отлично помню УЖАС, который испытывал мой отец, когда в 1991-м развалилась ЕГО страна… Я же – сам много так и не понимал тогда…
Среди его книг всегда была масса совсем немузыкальных книг: специальные учебники по психологии и психиатрии, сексопатологии, специальные словари, даже – латинского языка (!). Помню, отца постоянно занимал вопрос «гениальности и патологии» на почве гениальности. Он много и часто вслух размышлял о том, что действительно: гениальность, даже талантливость просто несовместима с … обыкновенной обыденной и семейной жизнью…
Талантливым – предельно трудно даже и с самим собой…
А уж в сочетании с домашним окружением – и подавно… Вероятно, к сим размышлениям у него примешивались и его личные неудачи на «семейном поприще» и все три неудачные «эксперимента»…
Помнится, уже и я, «идя по стопам отца», сам еще с юности стал проявлять интерес и к его книгам, и к тому, что называют «политикой»…
Как-то я всерьез увлекся музыкой А.Н.Скрябина. Помимо игры, слушания скрябинской музыки – я много читал. Все, что можно было разыскать «по Скрябину» в обширной и несколько необычной библиотеке моего отца, где «всё было». Читая воспоминание современников о мировоззрении Скрябина, попутно – начитавшись А.Шопенгауэра (также из отцовской библиотеки) – я также стал «философствовать»!
На тему… солипсизма. Более того: даже что-то стал «горячо доказывать» отцу… (Эх! Молодость и непосредственность!..)
Как сейчас помню – отец мой «в пух и прах» разбил те мои «мировоззренчески – философские» понятия тех лет. Но – я был, естественно. Весьма недоволен… Мне на долгие годы запомнилась «философская взбучка»: я, уже юноша, (вроде – курс 2-й музыкального училища) – нахватавшись весьма поверхности каких-то «идеек» из фундаментального философского исследования об «Американском прагматизме» - что-то стал по юной своей дурости «вякать» и «щебетать» отцу о смысле «чистой пользы»…
Тогда я получил сильнейший отпор. Притом, что интересно, отцу удавалось найти такие аргументы, которые просто заставляли человека изменить свою точку зрения (отец часто говорил - «кочку зрения») прямо сейчас, в процессе спора.
Пройдя после концлагеря горы всяких проверок (а это – неизбежность, особенно после войны, когда у людей исчезла масса документов) – отец никогда не испытывал какой-либо ненависти или отвращения к «силовикам»… По-видимому, лично с ним «разобрались» вполне объективно. Более того – отец был счастлив, что его, как «побывавшего ТАМ» - не «поразили в правах». (Была такая формулировка в советское время). Более того: ему, как многим прочим, побывавшим в военное время «за границей» в виде плена, - не перекрыли доступа к получению высшего образования: он беспрепятственно поступил в Консерваторию, окончил ее и в дальнейшем у «служб» к нему в отношении его прошлого концлагеря не было «никаких вопросов». Хотя в тогдашних анкетах, самых разных, но всегда подробных, надо было обязательно что-то писать в графе «Где пребывал во время войны». Помню, что и мне в свое время приходилось уже в моих собственных анкетах писать о том, что отец – действительно был узником концлагеря Маутхаузен.
Став старше, и сам несколько «подувлекшись» разной «философией» я понял, что специально областью философии отец не занимался. А читал, изучал и думал обо всем с точки зрения … эстетики вообще и применительности известного ему уже к … музыке. Вероятно, потому многие студенты и отмечают редкую содержательность его уроков. Когда педагог частенько выходил далеко ЗА РАМКИ собственно темы урока.
Начало развала нашей страны («перестройка») в середине 80-х сильно ударило по настроениям отца: он стал раздражителен. Резок. Нелюдим. Иногда – замкнут. Часто просил «Оставьте меня в покое», хотя мы и так виделись довольно редко: у меня – своя семья и своя куча проблем…
Когда я временами приходил к отцу – заметил, что у него практически постоянно, особенно по вечерам, включен радиоприемник («Океан»), и он … вовсю слушает «Радио Свобода». Я был сильно удивлен: ранее такого за ним не замечалось... Естественно, мы и обсудили такой «антисоветский переворот сознания»… Отец был сильно расстроен и напуган происходящим. Особенно катастрофой, произошедшей в Августе 1991 года.
«Деятелей» тогдашнего Союза иначе, чем «мерзавцами» - отец не называл. Будущее нашей страны – виделось им как окончательный крах экономики, культуры, крах морали, начало войны внутренней и…. еще раз войны уже внешней…
Я же, «по молодости и глупости» - что-то там «вякал» про «свободы – демократии – права человека»…
Временами, в 90-е, я приходил к нему и рассказывал об очередном «пируэте» власть предержащих негодяев. Отец – чаще всего «смотрел сквозь меня» взглядом, в котором была уже какая-то… вселенская боль. Или – отмахивался рукой. Мол: «ничего нового я ему не сказал. И так все ясно».
Только сегодня я понимаю – он видел наперед то, что с нами случилось СЕГОДНЯ.
Прошло немного времени после смерти отца – и оказалось, что он был полностью прав…
Болезненно переживал разрушение всего того, чему он так честно служил всю свою жизнь, как мог. Уже с середины 80 отец отмечал падение морали, культуры и интереса к культуре у населения нашей страны. В наших, ставшими такими редкими, разговорах, отец часто риторически вопрошал: «И кому теперь нужна вся моя работа?»… Не знаю, что он имел ввиду: свой конкретный труд «Практическое руководство по гармонии», или всю свою педагогику на протяжении более 40 лет…
Тем не менее – работал и работал. Писал, переделывал, и снова писал. И так – до последнего своего дня…
Грешно, наверное, так думать, но может – и хорошо, что отец уже не застал нынешние времена: времена добивания страны, которой он так честно служил на протяжении всей своей жизни.
Вместо послесловия
Мне трудно было писать. Еще труднее – все хоть как-то все это «организовать» и «расставить по местам». Я – не профессиональный писатель. А пока пишешь – часто ловишь себя на том, что «вот это – упустил». А «вот то» – надо будет переместить в другую главу…
Начинаешь что-то перемещать, проверять опечатки – приходят «из ниоткуда» все новые и новые воспоминания и детали. Так устроена наша память. Постепенно я понял – эту работу я рискую никогда и не закончить. Тем не менее – «сроки поджимают». И я решил оставить все так, как есть.
Отец прожил сложную и достойную жизнь. Он сохранился в памяти множества людей. Для него преподаваемая им Музыка – это был не только «набор звуков». Когда-то было сказано: «Когда заканчивается Слово – начинается Музыка».
Вот отец и старался донести до нас то самое Слово.
Пусть я не всегда с ним соглашался по молодой запальчивости. Он – и тогда понимал, да и сейчас поймёт и не осудит. Все мы проходили периоды и возмужания, и «шараханий», и «юношеского максимализма». С годами – мы порой даже меняем собственные убеждения.
Это – нормально.
Просто отец всю жизнь сохранял главные «стержни» человека: внутреннюю порядочность. Внутреннюю отзывчивость. Доброту. Честность, доведенную до абсолюта.
Спасибо ему за всё! Он честно «тащил свой Крест». (Его любимое выражение)
И все, близко знавшие моего отца сходятся в одном – это был неординарный человек. Человек Дела. Человек Музыки. Человек Чести.
Снова 8 Февраля, уже в 15-й раз я опять пойду к нему. Вероятно, как обычно – вокруг будет снег почти по колено. Значит, откопаю из снега табличку на его плите: «Юхновский Николай Николаевич. 1924 – 1999. Музыкант и Учитель»
И снова, в сумятице и хаосе мыслей, в голове будет: Свердловск, вечер, комната «Дома колхозника», кровать, на которой лежу я и сидящий рядом отец, читающий мне книжку «про трёхногого кота»…
Жизнь – продолжается
Мой старший внук – Никита Юхновский (Киев 2013). Ему – 17 лет. Возраст, когда для моего отца началась война и… взрослая жизнь.
Мой отец - Николай Николаевич Юхновский (Ленинград. 1947). Здесь ему – 23 года.
Г. Винница Декабрь 2013 г.
| 
